Мюнхен: Статья о православном съезде в Германии – 9-го апреля 2004 г.

Съезд открылся в этом году в пятницу 26 декабря в 10:30. После молебна, который служили о. Сергий Киселев и о. Димитрий Калачев, участники съезда сразу перешли в зал, чтобы приступить к работе. С первым докладом на тему: «Вопрос единства Русской Церкви - современная ситуация» выступил архиепископ Марк. Мы публикуем ниже текст доклада с небольшими сокращениями, чтобы все наши читатели, не исключая и тех, которые не смогли участвовать в работе съезда, могли вполне уяснить для себя позицию нашего священноначалия в отношении одного из самых злободневных вопросов нашей церковной жизни.

Архиепископ Марк:

ВОПРОС ЕДИНСТВА РУССКОЙ ЦЕРКВИ - СОВРЕМЕННАЯ СИТУАЦИЯ

Мы в Церкви для того, чтобы спастись, для того, чтобы через таинства Церкви врастать в тело Христово, сказал владыка, начиная свой доклад. Таинства дают нам возможность общения с Богом. Таинства, однако, не существуют в безвоздушном пространстве. Они передаются в Церкви. Церковь как тело Христово есть тот живой организм, в котором мы приобщаемся ко Христу.

С апостольских времен Церковь существует в форме разных поместных Церквей, созданных по территориальному и национальному признаку. Так свыше тысячи лет назад славянские народы, в том числе и русский народ, приняли крещение, и с тех пор развивается Русская Церковь, со всеми трудностями, которые человек создает, когда он вмешивается в дела Божии. Человеческое падшее естество - самое большое препятствие в действии Святого Духа, в действии благодати Божией.

Русская Церковь почти пятьсот лет жила как одна из епархий Византийской, Греческой Церкви, и лишь постепенно приобретала свою независимость, которая на церковном языке называется автокефалией. Получение этой автокефалии было сопряжено со многими трудностями, со временным пребыванием Русской Церкви в непонятном, незаконном каноническом состоянии, но тем не менее этот вопрос разрешился.

В последующие века Церковь жила более или менее нормальной церковной жизнью, пока не появился царь, который решил, что он больше не царь, а император (само название уже говорит о многом), человек протестантских взглядов, Петр Первый. Он отменил патриаршество, и по протестантскому образцу заменил его синодальным устройством. Синодальное устройство нельзя назвать неканоничным, но тем не менее оно в тот момент было непривычным, оно повредило Русской Церкви и поранило ее настолько сильно, что она во многом превратилась в государственное учереждение. Это длилось двести лет, но все это время в Русской Церкви не исчезала надежда на восстановление патриаршества. И, наконец, на грани полной катастрофы - духовной, прежде всего - но так же и политической, исторической, национальной, в 1917 году был созван Собор, на котором избрали Патриарха Тихона.

Затем владыка коротко рассказал об истории возникновения и канонических основаниях существования нашей Зарубежной Церкви, после чего подробно остановился на истории отношений нашей Церкви к Церкви в советской России.

За прошедшие десятилетия, естественно, отношение наше к церковным структурам, сохранившимся или возникшим в России, менялось, потому что развитие там было совсем не однозначным. Однако, подчеркнул владыка, в течение всех этих десятилетий мы принципиально не сомневались в том, что в Церкви в России, в плененной Церкви, несмотря на ее плененное состояние, совершаются таинства. Однако, на основе Указа патриарха Тихона, мы не имели права подчиняться той церковной структуре, которая существовала в России, потому что эта структура в своих действиях была скована безбожной властью.

Некоторые люди старались оправдывать это несвободное существование, ссылаясь на то, что Церковь в первые века жила не намного свободнее, а, м. б. еще менее свободно. Но этот аргумент неприемлем. В древности, во время гонений на Церковь, ни один император, ни один игемон, или как бы они там ни назывались, не старался подчинить себе церковное управление. Они просто преследовали, уничтожали христиан. Это было прямое, ясное положение. Но никогда языческий император не пытался сковывать Церковь, то есть сотрудничать с церковным управлением для того, чтобы это управление действовало по его указке.

И эта скованность, плененность была первой, и можно сказать почти единственной причиной, в силу которой мы не могли вспупать в общение с той церковной структурой.

Скованность церковного управления в России стала особенно явной со времен Второй мировой войны, когда Сталин взялся за Церковь, в надеждде на ее поддержку в войне против Германии. С тех пор отношения складывались по-разному, но все последующие поколения власть предержащих преследовали одну цель - уничтожение Церкви, по возможности с ее собственнной помощью.

У нас, однако, был момент очень тесного общения с Церковью в России. Это было время Второй мировой войны. Некоторые священники из эмигрантов поехали на оккупированные территории, потому что там открывались храмы, но со временем гораздо больше священников оттуда перешли на Запад. Только в Германии, в Мюнхене в конце 1945 года мы имели в одном лагере 15 епископов - целый собор. В нашей епархии тогда насчитывалось свыше 150 мощных приходов. На Западе оказались не только священники, но даже архиереи, которые какое-то время были в общении с митр. Сергием, но никаких вопросов об их каноничности и законности не возникало - они были свои епископы, свои священники.

Большей частью эти беженцы, священники и прихожане, переселились за океан. И снова наступило время, когда не было никакого, или почти никакого, общения с Россией. Из свидетельств священнослужителей и прихожан, примкнувших к нашей Церкви во время войны или сразу после нее, мы смогли себе создать определенное представление о существовании в России не только официальной Церкви, но также и катакомбной. И трудными, окольными путями мы в течение последующих десятилетий старались поддерживать общение с катакомбной Церковью в России. Прежде всего мы дали им право поминать нашу иерархию, потому что они к тому времени остались без епископов. Были случаи, когда мы даже могли передавать миро для крещения, которое у них уже тоже иссякло.

Со стороны официальной Церкви Московского патриархата были попытки сразу после войны привлечь всю эмиграцию, но это не удалось, потому что большая часть эмигрантов понимала, что это политические потуги, а не церковные. И так мы дожили до 90-го года, до тех перемен, которые наступили тогда. Нам удалось снабдить катакомбную Церковь не только моральной поддержкой, литературой и миром, но удалось даже тайно рукоположить одного епископа, епископа Лазаря, которрый был в исключительном порядке рукоположен одним тайным епископом нашей Церкви. Впоследствии, когда открылись границы, это рукоположение было дополнено, потому что согласно церковным канонам рукоположение епископа должны совершать минимум два епископа.

После 1990 года произошли решительные изменения. По мере того, как в России наступала внешняя свобода, для нас естественным образом возникал вопрос о пересмотре нашего отношения к Церкви в России. Когда мы начали посещать Росиию и познакомились с жизнью там, мы увидели, что Церковь уже не так скована, как в прежние годы. Однако нам было трудно оценить, насколько Церковь действительно свободна, или насколько она ущербна в своей жизни с такими архиереями, которые поставлены при согласии советской власти, которые воспитаны этой властью и т. д.

Со временем мы выработали несколько пунктов, о которых мы говорили, когда шла речь о взаимоотношениях с Церковью в России. Мы видели, что не пришло время для того, чтобы вступить в общение, поскольку почти повсюду неправильно совершалось крещение (о других таинствах мы мало знали), мы не могли согласиться с тем, что Церковь все еще не прославила новомучеников, и мы не могли согласиться с тем способом общения с инославными и иноверными, который мы потом подвели под общий знаменатель экуменизма, то есть молитвенного общения с иноверными и инославными, и наконец, мы не могли согласиться с попыткой, которая делалась в течение многих лет со стороны МП, оправдать сотрудничество с безбожной властью, злоупотребляя Священным Писанием. Однако, мы не могли не видеть тех огромных перемен, которые происходили в эти годы в России в Церкви и в отношениях Церкви и государства. Постепенно архиереи, и прежде всего Патриарх, стали требовать, чтобы священники совершали таинства согласно традициям нашей Церкви, стали настаивать на том, чтобы крестили полным погружением, и даже ввели за последние месяцы такое учереждение, как церковный суд.

На Соборе МП в 2000 г. произошло прославление новомучеников. Мы тут же предъявили свои претензии, в том смысле, что несколько человек остались непрославленными, но мы не могли не принять к сведению, что в России к прославлению подходят намного более взвешенно и осторожно, чем мы это могли вообще делать. Мы знали имена новомучеников почти только исключительно из советской прессы. Советская власть гордилась тем, что убивала людей, и в прессе появлялись списки убитых. Других источников у нас почти не было. А в России составили целую комиссию, которая рассматривает каждый индивидуальный случай: как был умучен человек.

Владыка рассказал, насколько кропотливо и тщательно работает комиссия по прославлению новомучеников в России, отметив, что мы совершили прославление на пятьдесят лет позже, чем это надо было сделать, потому что эмиграция колебалась. Поэтому, сказал владыка, прежде чем упрекать архиереев МП за то, что они не хотели прославить новомучеников, нам прежде всего надо посмотреть на себя самих, выросших на свободе, проживших всю жизнь на свободе, и не дерзнувших заблаговременно приступить к этому делу.

Таким образом с прославлением новомучеников, совершенным в России, отпала важная преграда. Остались две: сергианство и экуменизм. Что касается сергианства, т. е. сотрудничества с безбожной властью, то в этом отношении вместе с прославлением новомучеников (духовно это единое движение) в 2000 г. Собор МП принял документ под названием «социальная концепция». Этот документ готовился много лет, и там есть место об отношении Церкви и государства. Этот документ вполне удовлетворил архиереев нашей Церкви, потому что там прямо сказано, что член Церкви должен сопротивляться государству, если оно требует от него отказа от Христа или Его учения.

Осталась другая проблема - экуменизм. В этом отношении существует целый ряд документов, недавно изданных МП, в которых недвусмысленно сказано, что не должно быть молитвенного общения с инославными и иноверными, участие в экуменических мероприятиях должно быть связано со свидетельством о Православии, и т. д. Это позиции, которые мы разделяем. Тем не менее, в МП существует целый ряд привычек общения с инославными, которые нам не по духу. Но здесь я должен сказать, что мы сами до шестидесятых годов спокойно участвовали в таких мероприятиях. Ведь весь экуменизм фактически вырос на почве Русской Церкви ХIХ века. Она начала общаться, в часности, с англиканской церковью. Таким образом наши суждения в этой области тоже должны ориентироваться по жизни всей нашей Церкви, а не по каким-то десяти годам, подчеркнул владыка.

Владыка затем рассказал о том, как после встречи с президентом Путиным наш Архиерейский Синод решил послать делегацию в Россию, чтобы подготовить возможную поездку нашего Первоиерарха. Делегация прибыла в Москву в середине ноября. В первый день трое архиереев имели многочасовую встречу с патриархом, а на второй день вся делегация в полном составе заседала с патриархом, тремя членами Синода МП и двумя священниками. На этих встречах наша делегация старалась прощупать почву и понять, что российское священноначалие вообще думает о нашей Церкви, и какие возможные шаги можно предвидеть в дальнейшем. Владыка объяснил, что он лично предвидел как одну из возможностей, и м. б. наиболее желательную, что мы можем состоять в евхаристическом общении, т. е. не только народ, но и священнослужители, могли бы вместе причащаться. Эту позицию он обосновал тем, что мы в течение всех прошедших десятилетий никогда не ставили принципиально под вопрос действие благодати Божией в МП и действительность всех таинств, совершаемых там, естественно за исключением незаконных. Рукоположение диакона, священника и епископа, т. е. центральный момент продолжения жизни Церкви, совершается на литургии. Если мы признаем действительность рукоположения, нам не приходится сомневаться в действительности тех таинств, во время которых эти рукоположения совершаются. То, что мы до сих пор не приступали к одной Чаше, было основано исключительно на административном решении, потому что Церковь там была скована. Поскольку теперь мы видим, что Церковь действует свободно, эта главная причина, на взгляд владыки, отпала. Владыка еще раз подчеркнул, что он рассматривает евхаристическое общение как самое важное, самое главное, потому что мы православные только в той мере, в которой мы находимся в общении со всем православным миром.

Другой вопрос касается возможных административных отношений между нами и Церковью в России. На встречах в Москве архиепископ Марк высказал предположение (зная, что наш Архиерейский Синод придерживается тех же позиций), что ни в коем случае нельзя разбить единство Зарубежной Церкви, потому что это органически выросшая структура, которая показала свою жизнеспособность в течение десятилетий. Но одновременно владыка допускает, что м. б. через сто, двести, или пятьдесят лет этот вопрос может подвергнуться пересмотру в зависимости от условий нашей жизни.

В беседах в Москве наши архиереи в целом видели такой же подход к проблеме возобновления евхаристического общения между нашими Церквами, за исключением последовательности. Во всяком случае сам патриарх Алексий считает, что евхаристическое общение может быть только завершением всего пути. Как потом оказалось, и наши пастыри, как показало Всезарубежное пастырское совещание в начале этого месяца, и наши архиереи также придерживаются такой позиции, согласно которой евхаристическое общение может быть лишь итогом более длительного подготовительного процесса. Наш Архиерейский Собор, состоявшийся две недели назад, создал комиссию, которая будет обсуждать все трудные насущные вопросы, существующие между двумя частями Русской Православной Церкви. В эту комиссию входят три архиерея и два священника. Сегодня, сказал владыка, в Москве заседает Синод МП, который назначит такую же встречную комиссию. Работа этих комиссий будет очень трудной, но ее нельзя откладывать. О чем там будет речь? Владыка назвал несколько возможных вопросов: это экуменизм, это сергианство, и это имущественные вопросы, особенно острые для нашей епархии, поскольку у нас много старых храмов ХIХ века, на которые претендует российское государство (не Церковь, а государство).

Конечно, очень сложным будет вопрос об отношении к нашим приходам, так называемым зарубежным приходам в России. Другой вопрос, это общение нашей Церкви с некоторыми старостильниками - греческими и румынскими - хотя надо сказать, что это общение крайне ограниченное, незначительное, но тем не менее это препятствие, потому что все официальные Церкви, как в Греции, так и в Румынии, настаивают на том, что эти старостильники - неканонические, незаконные образования.

Владыка привел меткие слова одного из наших архиереев о форме возможного будущего общения с Церковью в России: одна Чаша и два управления. Мы видим образцы такого общения в новообразованных автономных Церквах: например, в Украинской автономной Церкви, в Латвии, в Литве, в Молдавии и т. д. Даже одна епархия МП, а именно Сурожская епархия в Англии, с самого начала ее существования имеет такой статус. Они сами управляют всей своей церковной жизнью, и только дают отчет Собору МП. Приблизительно такое существование архиепископ Марк представляет себе как желательное для нас, не допуская мысли о подчинении нашей Церкви МП, потому что мы, находясь на Западе, в свободе, выработали много привычек, которые там даже не понятны, и было бы абсурдным принять какие-то формы существования, которые к нам совершенно неприменимы.

На Пастырском совещании, которое проводилось в начале декабря под Нью-Йорком, архиепископ Марк узнал об обнадеживающем примере такого рода автономии. Священник из Москвы, член комиссии по прославлению святых, приглашенный на это совещание, рассказал, что Украинская Церковь даже не всех святых признает, которых прославляют в Москве, и в свою очередь, она прославляет людей, которых в Москве не готовы прославить. Это только один штрих, который показывает, какие отношения могут и должны быть.

Но при этом архиепископ Марк отметил еще одну трудность, о которой тоже шла речь на недавних переговорах в Москве. Мы ведь две ветви одной Церкви. МП не имеет, по нашему убеждению, той непосредственной и последовательной связи с патриархом Тихоном, которую имеет наша Церковь, потому что митр. Сергий пошел не совсем законным, на наш взгляд, путем. Поэтому мы не можем рассматривать МП как Мать-Церковь, хотя московский Патриарх предпочитает эту формулировку. И поэтому мы не допускаем мысли о том, чтобы МП нам даровала автономию, мы говорим лишь о том, чтобы она признала нашу существующую уже автономию.

Владыка рассказал далее, что один наш архиерей, когда еще в 90-е годы на Соборе шла речь о возможных отношениях с МП и другими поместными Церквами, выдвинул смелую мысль. Этот архиерей сказал: «мы существуем, это факт. Мы не нуждаемся ни в чьем признании. Мы - единственная Церковь, которая распространяется на весь мир. Поэтому будем жить так, как живем, и в какой-то момент другие Православные Церкви будут вынуждены нас признать». Это очень смелая идея, потому что она не имеет прецедентов. Однако, на взгляд архиепископа Марка, в этом есть некоторая ущербность, потому что мы до сих пор называем себя Русской Зарубежной Церковью, а для Церкви-интернационала вряд ли возможно найти канонические основания. Во всяком случае, прецедентов нет, и поэтому в любом случае это будут оспаривать - десятилетими или столетиями.

В заключение владыка еще раз повторил то, о чем он говорил на Пастырском совещании и на Архиерейском Соборе: у нас не может идти речи о том, чтобы подчиниться, присоединиться, раствориться, или т. п. Речь должна идти о том, чтобы мы жили нормальной церковной жизнью: не в противостоянии с другими нормальными Православными Церквами, там, где это противостояние не оправдано, а в союзе любви.

Владыка обратил внимание слушателей на то, что есть очень много проблем ежедневной церковной жизни, которые не поддаются решению, если мы будем продолжать жить обособленно, без общения с другими Православными Церквами. Проблемы эти, однако, зачастую может видеть только архиерей, они недоступны не только мирянину, но даже священнику - не зря архиерей стоит на орлеце.

Архиепископ Марк завершил свой доклад указанием на то, что, по его мнению, начавшийся диалог вряд ли может завершиться каким-то быстрым сближением, но само движение в этом направлении необходимо.

Из «Вестника Германской епархии»
www.rocor.de